Книга Викентия Вересаева «Спутники Пушкина», продолжающая серию «Я люблю Пушкина», призвана еще ближе познакомить читателей с жизнью величайшего русского поэта и тем самым глубже понять его творчество. За каждым портретом-очерком (а их в книге почти 400!) стоит титаническая работа автора по восстановлению биографий тех, кого принято называть людьми пушкинского круга. Задача настоящего исследования, по признанию самого Вересаева, – «дать бытовые литературные портреты лиц, с которыми соприкасался в жизни Пушкин, иначе сказать – окружить Пушкина живыми людьми. В соответствии с этим главное внимание обращено на обрисовку личности каждого спутника и его житейских отношений к Пушкину, а через это – на характеристику быта, в окружении которого приходилось жить и творить Пушкину». В издании приводятся неизвестные широкому читателю сведения о ближайших родственниках поэта и его домочадцах, лицейских товарищах и преподавателях, о писателях, художниках, артистах, журналистах, чиновниках и всех тех, с кем на своем жизненном пути встречался поэт, – и об их отношении к Пушкину. После прочтения книги многие современники Александра Сергеевича откроются читателям с новой, порой весьма неожиданной, стороны: одни удивят, над другими можно от души посмеяться, и у каждого найдется свой скелет в шкафу. Так, например, тетка поэта Елизавета Львовна Сонцова, в девичестве Пушкина, была «насквозь фальшива, любила разыгрывать высокие чувства», – рассказывает Вересаев. «Однажды в зарайской деревне заболела у нее дочь. Приглашен был известный в Зарайске д-р Георгиевский, чудак-бессребреник и прекрасный врач. Он приехал. Елизавета Львовна в живописной позе лежала в гостиной на диване и нюхала из флакона соли. Ломаясь, она пространно стала рассказывать доктору о страданиях материнского сердца, о беспокойстве за страждущую дочь. А детям ее в действительности житье в родительском доме было очень плохое. Георгиевский сурово прервал ее: – Сударыня, ведите меня к больной. Дочь он вылечил, но мать иначе о нем не говорила, как «c’est un monstre (это чудовище)!». После смерти племянника-поэта она, при упоминании о нем, закатывала глаза к потолку и произносила: «Mon neveu – pauvre victime (мой племянник – несчастная жертва)!» А Василий Дуров, брат кавалерист-девицы Надежды Дуровой, с которым Пушкин познакомился в 1829 году в Кисловодске, где Дуров «лечился от какой-то удивительной болезни, вроде каталепсии, и играл с утра до ночи в карты», – и вовсе настоящий кладезь забавных несуразностей и приключений. «Цинизм Дурова восхищал и удивлял Пушкина; поэт постоянно заставлял его что-нибудь рассказывать из своих приключений и хохотал от души. С утра он отыскивал Дурова и поздно вечером расставался с ним, – пишет Вересаев. – Дуров всегда готов был биться об заклад, и о чем бы то ни было. Говорили ли о женщине, – «Хотите со мной биться об заклад, – прерывал Дуров, – что через три дня она меня полюбит?» Стреляли ли в цель из пистолета, – Дуров предлагал стать в двадцати пяти шагах и бился на 1000 рублей, что вы в него не попадете. “Страсть его к женщинам была также замечательна, – рассказывает Пушкин. – Бывши городничим, влюбился он в одну рыжую бабу, осужденную к кнуту, в ту самую минуту, как она уже была привязана к столбу, а он по должности своей присутствовал при ее казни. Он шепнул палачу, чтоб он ее поберег и не трогал ее прелестей, белых и жирных, что и было исполнено; после чего Дуров жил несколько дней с прекрасной каторжницею”». Про саму Надежду Дурову Вересаев рассказывает следующее: она «ходила в полумужском или мужском костюме, в мужской шляпе, говорила о себе в мужском роде и терпеть не могла, когда ее называли женским ее именем. Сын ее Иван Чернов, засватав невесту, просил у матери благословения и назвал ее в письме «маменькой». Дурова разорвала письмо и ничего не ответила. Брат ее надоумил племянника, он написал матери второе письмо в строго деловом тоне и получил благословение». В книге Вересаева представлен целый калейдоскоп увлекательнейших историй. Почему композитор Михаил Глинка называл себя «мимозой»? Чем юного Дельвига разочаровал знаменитый поэт Гавриил Державин? Как Пушкин «изводил» издателя журнала «Отечественные записки» Павла Свиньина? О чем умолял Александр Сергеевич художника Карла Брюллова, стоя перед ним на коленях? Читайте, и вы все узнаете